...на самом деле, с этим фиком все было довольно просто, тут даже ОБВМ особенно не расписать. В первую очередь, я хотела порадовать _koshkin kvest_ — сделать так, чтобы какие-то дети из Сильмариллиона оказались спасены, раз уж у нас тут целая вселенная спасателей. А во вторую, как же не подружить два своих фандома?
читать дальше про фикЗамысел этого сюжета возник у меня тоже еще в самом начале, когда я только пришла в команду. Но тогда я думала над какой-то историей, где спасение детей Диора стояло бы в череде спасений других детей из других вымышленных миров, то есть было завуалировано так, чтобы не было понятно, что я пишу это все ради детей Диора. Ну вот Ричард начинает замечать, что некоторые заявки о пропавших детях откровенно странные: кто-то потерялся в пещере, спускаются в пещеру, там труп индейца... и в конце концов пропажа в лесу, лес, два перепуганных близнеца. Но это было бы чересчур вторично по отношению к моему же давнему фику "Проорлоф", да и навскидку набрать много сюжетов с потерявшимися детьми у меня не получилось, так что эту идею я забросила.
Тогда же, правда, я решила поискать, существуют ли кроссоверы, в которых детей Диора подбирают и потом воспитывают в каком-нибудь другом вымышленном мире (в ГП, скажем, или у Мартина, почему нет), и да, нашла такой! Это сделал Бэтмен (наконец-то я могу показать этот фик!) — и, мало того, во второй части серии Бэтмен судится с Маэдросом и Маглором за то, с кем будут жить маленькие Элронд и Элрос! А надо сказать, в комиксах Бэтмен тот еще сутяга, его хлебом не корми, дай с кем-нибудь посудиться.
Позже, когда разбирали темы спецквеста, и наша команда вытащила одну из карт Таро (мы в результате отказались от индивидуальной темы и взяли общую — «игрушки, талисманы, сувениры»), Ms. Ada принесла сюжет шведской сказки, связанной с этой картой (один иллюстратор нарисовал колоду Таро по разным народным сказкам): одна принцесса потерялась в лесу, и ее вернул домой орел. И я еще тогда подумала, что знаю таких орлов. Определенно вот знаю!
На спецквест в результате получилась другая тема, и я все думала: может, написать тот фик вне спецквеста и выложить вне конкурса, тем более он такой очевидно мой, что это почти деанон... тем более что я сразу собиралась тэгать Толкин-тим (адресовать фик в подарок им), потому что у Кошкин Квест нет собственного аккаунта на АО3). Но в конце концов придумала, как прикрутить "талисманы", и написала таки на спецквест.
И да, за Дориат, конечно, спасибо Норлин Илонвэ и ее "ДСП", и немного kemenkiri, которая как раз на Весконе разбирала разные варианты сюжета о Гибели Дориата... я там не была и знала о докладе только чуть-чуть в пересказах, но сам факт, что он был, натолкнул меня на мысль сходить в канон проверить свои хэдканоны, и вот, я нашла версию, которая почти по всем деталям меня устроила — из "Повести лет" (Элуреду и Элурину шесть лет, битва за Дориат происходит на границе, в лесу, а вовсе не во дворце... но вот деталь о том, что их мама тоже выжила, я не взяла — взяла наиболее стандартный вариант). Так вот, о ДСП... чтобы прикрутить фик к теме спецквеста, я ввела в сюжет талисманы — камни эльфийской работы, у каждого их детей свой; и эти камни, конечно, могли поговорить с Ричардом, хотя Ричард и ощущал их, ну, примерно как бетон, потому что они рукотворные. И вот эти камни так недружелюбно, так высокомерно настроены к людям, конечно, потому что они созданы дориатским мастером — и Ричарду еще повезло, что он не попытался разговорить второй, потому что мог бы получить в ответ что-то вроде "я с говорящими обезьянами не общаюсь"... и этот камень, может, создал Саэрос (мы ведь не знаем, что у Саэроса не было ювелирных талантов) — а реплика Саэроса про ручную обезьянку есть у Норлин в ДСП, в 6-й главе 1 части!
Фик, конечно, имеет прямое отношение к тому давнему фику "Проорлоф", т.е. "Служба спасения девять-одиннадцать": Манвэ раз за разом посылает орлов в другие воображаемые миры на спасение тамошних героев, и вот наконец находится кто-то, кто спасает героев из его мира! И некоторое отношение имеет также к фику "И воззва", в котором Маэдросу на помощь отправляют Орленка.
А вот никаких особенных моральных и философских глубин в фике нет! Все, что я хотела сказать, я сказала прямо с нем. Дети пережили страшное, дети потерялись, дети уповали на спасение, детей спасли. У власти орлиной орлят миллионы, и вот это все.
...а еще мы в команде решили, что потом детей заберут в Кэналлоа, воспитывать в Алвасетском замке — на море, в тепло, и там будет кому о них позаботиться, кому уделять им достаточно внимания (они же принцы, в конце концов, пусть воспитываются в правящей семье!), и постепенно все у них станет хорошо.
Ричард спас двоих
читать дальшеВ тот день Ричард спас двоих.
Не то чтобы именно он сам — нет, он, конечно, — да, не один, да, но ведь и он тоже; не то чтобы именно двоих — нет, вот он сам двоих как раз, ни больше ни меньше; не то чтобы именно спас — нет, конечно же, спас: отыскал, согрел, утешил, передал врачам. Но…
Но сложилось все откровенно странно.
Начинался этот поиск совершенно банально. Двое детей, мальчик и девочка, шесть лет и пять (погодки, прямо как они с Айри), потерялись в лесу — пошли с матерью то ли собирать ягоды, то ли просто гулять, и вот, стоило ей отвернуться буквально на секунду (все родители неизменно так говорят: на секунду, на пять минуточек — а где пять минут, там и полчаса) — так вот, стоило ей на мгновение отвлечься, как дети тут же пропали из виду — забрались в самую чащу, там исчезли, ушли куда-то в глушь, совсем в другую сторону, и не откликались, сколько бы она их ни звала. Испугавшись, она тут же позвонила спасателям: и за это стоило бы сказать ей спасибо — не кинулась в лес сама, не ждала до вечера (а бывают и такие, кто ждет несколько дней), не вернулась домой — нет, послушно осталась на полянке, где потеряла детей. Так что можно было надеяться, что поиск закончится быстро — хотя на такое лучше никогда не рассчитывать, не допускать даже мысли, иначе все пойдет наперекосяк.
На этот раз и не сказать, чтобы пошло наперекосяк. Пошло… странно.
Добравшись до полянки (справились без вертолета: легко проехали сюда на машинах) и поручив заплаканную горе-мамашу психологу, они, как положено, разделились и отправились прочесывать лес. Ричард оказался в паре с Марианной; Баловник и Эвро трусили чуть впереди и пока, кажется, не чуяли следа. Молчали и камни — точнее, камни-то как раз и вели себя необычно: не пытались даже указать, куда забрались их потеряшки, и совершенно не волновались (и это значило, что все в порядке, дети целы, живы, не боятся, скоро найдутся сами) — наоборот, гудели и пели от нетерпения, как будто обещали Ричарду увлекательное приключение, как будто предвкушали встречу с неизведанным и чудесным, как будто мир вокруг полнился волшебством. Лес же был самым обыкновенным; Ричард с Марианной двигались медленно, не переговаривались, поглядывали на собак, то и дело звали детей по именам. Их голоса разносились гулким эхом; в ответ никто не кричал — только тишина, лесные шорохи, стрекотание, треск, — но вот Баловник, а за ним и Эвро остановились у неприметного дерева, дружно сели на землю и уставились на листву, пологом спускавшуюся до земли. Ричард раздвинул плотно сомкнутые ветви и заглянул внутрь.
Дети были здесь. Спрятавшись в шатре из ветвей, укрывшись в тени от жаркого солнца, привалившись к толстому стволу, они дремали, обнявшись, вцепившись друг в друга; в темноте они казались совсем бледными и измученными — успели перепугаться, наревелись вдоволь, устали.
— Джимми, — позвал Ричард. — Мэри! Пора просыпаться!
— А? — ребенок, сидевший ближе, встрепенулся, поднял на него взгляд, отшатнулся, вжался спиной в ствол; в глазах его блеснул ужас. Зашевелился и второй, и теперь оба, съежившись, затравленно смотрели на Ричарда.
— Ну, ну, — подошла и Марианна. — Джимми, что же ты? Пойдемте, мама вас ждет. Сможешь сам выбраться? И сестре поможешь?
— М-мама… — подал голос второй ребенок. — Н-но мама же…
— И сестра не с нами, — настороженно сказал первый: он выглядел чуть разумнее, так что был, наверное, старше — значит, Марианна определила правильно, это мальчик, а вторая — девочка; почему же тогда «не с нами»? Ребенок еще раз пристально посмотрел Ричарду прямо в глаза, потом поморгал, слабо улыбнулся и объяснил: — Я брат, и он брат. А сестры тут нет.
От этого неожиданно взрослого, пронзительного взгляда Ричарда пробрало до костей, по спине пробежали мурашки — но, стоило мальчику отвести глаза, как наваждение пропало.
— И мамы нет, — подтвердил второй. — И п-па… — его голос дрогнул. — Вообще, вообще, в-в-вообще нет…
Ричард и Марианна переглянулись: не могла же мамаша перепутать, дочка у нее или сын? Не могла же одновременно в том же лесу, возле той же полянки, потеряться и другая пара детей? Впрочем, почему нет.
— В любом случае вылезай, — сказал Ричард. — Справишься сам или помочь?
Ребенок мотнул головой, пихнул брата в бок — мол, пойдем, уже отдохнули, — и протянул вперед руки. Ричард, подхватив под мышки, вытащил сначала одного, потом второго: и ему совсем не понравилось, что первый при этом напрягся всем телом, едва не закаменел и прошипел что-то сквозь зубы, а второй, наоборот, обмяк, покорно дал себя поднять и только издал не то всхлип, не то стон. Оба не сумели удержаться на ногах и тут же опустились на землю, вяло свесив головы. Баловник обнюхал их и сочувственно заскулил; Эвро, дружелюбно тявкнув, подошла потереться мордой — но дети только безучастно скользнули взглядом по собакам; один потянулся было погладить, дотронулся до попонки и тут же безвольно уронил руку. Дела обстояли откровенно плохо: будь дети в порядке, обязательно заинтересовались бы, засыпали бы вопросами: а за ухом можно почесать, а не укусит, а хвост почему такой, а почему в костюмчике, а что это за ошейник…
Ричард, нахмурившись, присел рядом; Марианна тем временем взялась за рацию, но не успела нажать на кнопку, как оттуда послышался голос Марселя:
— Нашли, нашли! Ведем к маме, скоро будем! Джимми и Мэри, что надо сказать?
— Спа-си-бо! — хором прокричали в трубку дети; один из них заливисто рассмеялся, на заднем фоне кто-то в ответ звонко залаял — поиск и правда удался, и правда закончился так быстро и легко, как только мог.
— Так ведь и мы… нашли… — растерянно проговорила Марианна, но связь уже отключилась. — Слушай, Дик, похоже, это не те дети…
— Марианна, им совсем худо, посмотри, — перебил Ричард: на свету стало еще заметнее, насколько же дети в самом деле измождены. Он потормошил старшего (старшего ли? — теперь они казались не погодками, а близнецами — так были похожи) и позвал: — Эй… погоди пока засыпать… как тебя зовут?
— Я Рэддо, — пробормотал ребенок: тихо и невнятно, и Ричарду оставалось только надеяться, что разобрал правильно. — Он вот Ринно.
— Ну хорошо. Рэддо, скажи, ты ушибся? Где у тебя болит?
— Нигде, — мальчик покачал головой. — Не ударился. Не болит. Немного болит. Не знаю. Несильно.
— Живот чуть-чуть, — прошелестел второй, Ринно, и теперь нахмурилась уже Марианна: живот — могло означать, что дети наелись ядовитых ягод, или напились воды из лужи, или просто давно не ели, или — да что угодно. Ричард потрогал обоим лбы: температуры пока не было, наоборот — кожа ощущалась неестественно, тревожно холодной. Погладив детей по голове и вздохнув, он поднялся и принялся разворачивать термоодеяла: удачно, что спасателей двое, так что и одеял тоже два. Марианна в это время достала термос, налила сладкого чаю в колпачок и дала сначала одному — тот послушно выпил, хотя и морщился при каждом глотке, и весь дрожал; прямо из термоса сама напоила второго, приобняв и бережно придерживая под затылок: мальчик совсем ослаб и не удержал бы ничего в руках.
— Дик, у них синяки, — мрачно сказала она, глядя, как дети пьют. — На запястьях, одинаковые: за кусты так не зацепишься, — она закрыла термос и, сменив тон на ласковый, обратилась к первому мальчику, Рэддо: — Малыш, скажи, вас кто-то хватал? Тащил за руки? Обижал?
— Они да, они… эти… они схватили… отвели в лес, и говорят… — путано забормотал тот. — А па… а п-п-па-па… а…
— Все — позже, — решительно отрезал Ричард; надел рюкзак, а потом подхватил одного за другим детей на руки. — Сначала выберемся отсюда. Ребята, попробуйте обнять меня за шею, чтобы не свалиться: если будет больно, потерпите чуть-чуть, это недолго, мы скоро придем.
— Я одного понесу, — предложила Марианна.
— Ну уж я справлюсь: они легкие, как котята. Сколько же дней вы шатались по лесу, а?
— Три… — прошептал Ринно куда-то ему в шею.
— Нет, четыре, — поправил брата Рэддо. — Ты просто спал и не заметил.
Четыре дня в лесу! Удивительно, что еще держатся: крепкие же им попались дети! Но какие же легкие, совсем невесомые, не могли же так быстро похудеть…
Следя, чтобы они не вздумали заснуть или тем более потерять сознание и не выпали из его объятий, Ричард вполуха слушал, как Марианна, идущая следом, втолковывает Марселю:
— Здесь у нас сильное обезвоживание, переохлаждение, стресс… Что значит «в смысле»? В смысле, мы тоже нашли двоих детей, это два мальчика, братья, на вид лет шесть: они четверо суток провели в лесу, Марсель! Сам представляешь, в каком они состоянии! Уверен, что не было заявок? Никто не искал? Ладно… Странно, конечно. В общем, нужен дополнительный транспорт, лучше всего вертолет, и хорошо бы сразу медика, и под капельницу их, и потом детского психолога, и… И полицию, наверное, а то тут мутная какая-то история…
— В полицию я и сам позвоню, — бросил Ричард через плечо.
— Ага, да… — отмахнулась Марианна и продолжила в рацию: — То есть вы уезжаете, а нам ждать вертолета? Ты вызовешь? Ладно, поняла, отлично. Ждем. Отбой.
Выбравшись на знакомую полянку и сгрузив детей на заботливо оставленное для них Марселем (и даже расстеленное уже) покрывало, Ричард огляделся и обнаружил, что все и правда уехали, причем забрали обе машины. Что же, в ожидании вертолета (надо надеяться, что пришлют его быстро) можно было бы осмотреть и расспросить детей.
— Какие у вас красивые рубашки, — заметила Марианна. — Никогда не видела таких узоров. Мама вышивала? Ох, прости, прости, малыш, больше не буду про маму, — спохватилась она, видя, что Рэддо, немного повеселевший после прогулки (прокатившись буквально на Ричарде верхом), снова замер, застыл, а Ринно, который, в свою очередь, чуть-чуть взбодрился, теперь сморщил нос и готов был разрыдаться. — Прости, мой хороший. Так я посмотрю рубашку? Давай сюда ручки.
Рубашка, вышитая по вороту и манжетам, и правда смотрелась непривычно — да и вообще во всем облике детей сквозило что-то неуловимо нездешнее: темные волосы, не остриженные по-мальчишески коротко, а длинные, были раньше заплетены в сложные прически (у каждого немного свою: может быть, родители так их различали), но за время странствий по лесу те, конечно, растрепались, местами свалялись и набрали в себя травы, сухих листьев, хвои, перьев, колючек, так что теперь походили больше на вороньи гнезда, полные колтунов, чем на изящные косы. Но даже такими, запутанными и грязными, волосы как будто слегка мерцали — да и от лиц детей словно исходило неявное сияние, а на дне глаз прятались искристые — сейчас почти погасшие — лучики. Все это, конечно, было лишь игрой ума: просто бледность, едва ли не до прозрачности, придавала детям этот потусторонний вид, а отблески от серебристой фольги одеял заставляли кожу светиться.
Рубашки и штаны у детей были просторными, добротно сшитыми, холщовыми — никакого трикотажа, ничего фабричного, ручная работа, незнакомый крой; на поясах вытканы цветные узоры. Беглый осмотр показал, что серьезных травм, к счастью, не было: пусть запястья у одного — правой, у другого — левой руки охватывали кольца из синяков, уже начавших выцветать (и это значило, что детей правда тащили за руки — и, кстати, им могли повредить плечи: растянуть или даже вывихнуть; и поэтому им было все-таки больно держаться Ричарду за шею — но точнее скажут уже врачи); пусть открытые части тела были все расцарапаны, искусаны насекомыми и кое-где расчесаны до крови — но ни переломов, ни даже сильных ушибов вроде бы не нашлось.
— А фамилия у вас какая? — небрежным тоном спросила Марианна, чтобы, затеяв светскую беседу, немного отвлечь детей.
— Фамилия? — переспросил Рэддо. — Фамилия, это, фа-ми-ли…
— Не помнишь? Ну ничего. А родные у вас какие? Бабушки, дедушки… тети…
Рэддо закусил губу и отвернулся, а Ринно несмело начал:
— Ну… тетя… Дядя тоже… и… — он оглянулся на брата, но тот угрюмо молчал, и тогда, собравшись с духом, мальчик заговорил.
Слушая перечень родных и знакомых — а это была основательно разросшаяся, прямо-таки гигантская семья: всевозможные тетушки, дядюшки, нянюшки, двоюродные и троюродные бабки и деды, кузены, кузины, взрослые, старше их самих, племянники и племянницы, какие-то, по-видимому, коллеги отца и подруги матери, — итак, оглушенный этим водопадом, Ричард все смотрел на парные подвески с зелеными камнями у мальчиков на шеях и все старался поймать мысль: почему же имена кажутся ему смутно знакомыми — неизвестными, и не слышал ведь их раньше, но как будто все в одном стиле; все какие-то вычурные, словно на чужом языке, и не на дриксенском, не каданском, не гайи, и с багряноземельскими вроде ничего общего. Наконец промелькнуло имя очередной тетушки, которая то ли жила в их доме, то ли подолгу у них гостила, и Ричард вспомнил: он, кажется, читал; даже если и не читал, то определенно видел имя на страницах книги.
Книга эта, «Роман о путешествии» (так ее называли сокращенно: по-настоящему на обложке стояло нечто вроде «Роман о долгом и полном опасностей путешествии славнейших героев, испытавших…» — а с легкой руки мемуариста-зубоскала, современника автора, к ней накрепко прицепилось прозвище «книга, в которой все идут и идут»), написанная целый Круг с хвостиком назад, считалась сейчас классикой талигойской литературы и предтечей всей современной фантастики. Ее проходили мельком в школе, в младших классах; не знать о ней, не помнить хоть смутно канву главных сюжетных перипетий означало расписаться в собственном бескультурье. Читать ее, правда, особо никто сейчас не читал: слишком сложно было продираться сквозь запутанный устаревший язык, а части к третьей (как тогда обозначали — к третьему тому: всего их было там штук тридцать) становилось уже скучно и хотелось, чтобы действие наконец пошло быстрее — так что все в основном довольствовались подробным пересказом для детей, сочиненным уже в нынешнюю эпоху, лет пятьдесят назад. Ее автор, вроде бы сьентифик-богослов, кабинетный философ, коротавший свои дни в окружении пыльных томов на старогальтарском, дал волю безудержной фантазии и набил книгу до краев всем, что только могло изобрести человеческое воображение: там были и драконы, и великаны, и карлики, и колдовство, и зачарованные леса, и проклятые клады, и убеленные сединами волшебники, и вечно молодые феи, и сражения многотысячных армий… Он наверняка писал для собственного удовольствия и не предполагал даже, что потомки поставят его творение в один ряд с романами той же эпохи — скажем, о морских приключениях и экспедициях в далекие земли.
Так вот, Ричард не знал ни одного человека, которому бы пришло в голову назвать ребенка именем из «Романа о путешествии» — как и из тех, кстати, романов о море и необитаемых островах. Тут же целая семья, так много родни… И если все живут в Надоре, то неизбежно с кем-то из них Ричард успел бы встретиться — хотя бы услышать, имя бы запомнилось. Но нет, никогда. Загадочная и странная история — но больше Ричарда все же интересовали не имена (в конце концов, мало ли как кого зовут, всякое бывает), а подвески с зелеными камнями. Они были парными, но не одинаковыми: одна в виде стилизованного цветка, вторая — звезды со сглаженными лучами (но не эсперы: лучей не семь); висели на тонких цепочках сложного плетения и казались амулетами из тех, что носят не снимая. Камни, пожалуй, стоило расспросить — вызнать у них, что же произошло, кто схватил детей и бросил в лесу, куда пропали родители.
Мальчик тем временем закончил перечислять родных, выдохся и, привалившись к Марианне, затих, прикрыл глаза и как будто задремал. Второй перестал дуться — уже в середине рассказа начал поправлять брата («не тетя же, а двоюродная тетя!»), а теперь, когда тот умолк, обернулся к Ричарду и посмотрел на него вопросительно — как будто раздумывал, можно ли и ему теперь поспать или надо еще держаться.
— Иди сюда, — Ричард приглашающе отвел руку; мальчик подобрался поближе и, прижавшись к его боку, откинул голову. Ричард притянул его к себе, обнял, погладил успокаивающе по плечу и сказал: — Полежи, скоро уже уедем. Знаешь, у тебя правда красивая рубашка; и подвеска тоже интересная. Разрешишь посмотреть?
— Угу, — мальчик кивнул. — Это берилл. Посмотри, только он не любит, когда снимают…
— Я осторожно, — пообещал Ричард и дотронулся до камня.
Тот тоже ощущался… странно, иначе не скажешь — Ричард никогда не испытывал подобного. Камень точно был рукотворным, не природным, — не стекляшка, конечно, и не пластик, иначе Ричард вовсе ничего бы не почувствовал; скорее похож на искусственно выращенные алмазы, какие используют в технике — всевозможных резаках и лазерах; или лабораторные кристаллы, которые даже вставляют иногда в украшения — но и на те он походил не полностью. Когда Ричард попробовал его позвать, тот сначала вообще не отреагировал, потом откликнулся словно нехотя, словно размышлял, нужен ли ему этот контакт, насколько Ричард достоин, есть ли смысл с ним общаться. Потом, когда Ричард наконец вроде бы настроился на него, камень вдруг резко, демонстративно оборвал связь — как будто указывая: знай свое место, человек, ты не имеешь надо мной власти; потом снова отмер, снисходительно прогудел что-то неразборчивое и тихо, на одной ноте запел. Ричарду страшно не понравилось такое пренебрежение — камни всегда признавали его главенство, пусть иногда ленились, но неизменно слушались, — и он приказал резче, чем хотел бы:
«Покажи, что случилось с детьми».
Камень, не обращая на него внимания, продолжал петь; Ричарду пришлось повторить трижды, прежде чем тот ответил:
«При всем уважении к вашим талантам, молодой человек, не знаю, что значит повелитель, но полагаю, что вы не идете ни в какое сравнение с Мастером», — он произнес это так, что в слове «повелитель» явно слышалась маленькая буква, а в слове «Мастер» — заглавная. Ричард в первое мгновение опешил: уж кто-то, а камни его еще не отчитывали; потом подумал, что и правда был не особенно вежлив, смутился и попросил:
«Гм… извини. Но пойми: твой хозяин и его брат попали в беду, и я не представляю, что с ними стряслось, как они здесь оказались, где их родители, кто их обидел! Чтобы им помочь, мне нужно знать, что произошло! Покажи все-таки, пожалуйста, что тебе известно».
«Ладно, — камень чуть смягчился и как будто пожал плечами. — Смотрите, если нужно для дела».
У Ричарда перед глазами замелькали картины, суматошные, рассогласованные, несвязные образы, как всегда у камней: сумятица, все бегают, вопят, что-то рушится, что-то горит, мечется верх-низ; камень болтается на цепочке, видна ткань рубахи, блестящие нити вышивки, потом — поворот — угол стола, резная спинка стула, стена, лепнина на потолке, витражное окно. Люди в доспехах, шлемах, плащах носятся туда-сюда, падает выбитая дверь, врывается еще отряд, перекошенные лица, растрепанные волосы…
«Стоп, стоп! — возмутился Ричард. — Ты показываешь мне историю многовековой давности! Сколько с тех пор прошло Кругов: восемь, шестнадцать?!»
«Я, молодой человек, — высокомерно ответил камень, — показываю вам то, что произошло четыре дня назад».
«Не может быть! Это какое-то древнее сражение, что ты! Конечно, у тебя долгая память, и многие твои сородичи так воспринимают время, но мне-то нужно не это! Посуди сам, разве сейчас носят такие шлемы? Бегают с мечами?»
«Здесь нет, — с нажимом ответил камень. — Сейчас да. Сейчас, но не здесь. Смотрите же дальше».
Еще одно искаженное гримасой лицо, шлем снят; опять кувырок, рубашка, горловина, пояс (ну ведь та самая одежда, та самая вышивка!), взгляд наискосок — и вот второй мальчик, Ринно, перепуганный, стоит замерев, раскрыв рот в безмолвном крике, вот взрослый мужчина хватает его за руку, дергает, тащит за собой, рывок — тащат и второго, хозяина камня… Мелькают стены, двери, порог, чужие спины, опять какие-то доспехи, знамена, копья, пламя, потом все темнее, темнее, листва, лес, ветви деревьев, гуще, сумрачнее, опять толчок — и все остановилось. Ричард досмотрел до того, как те трое воинов, кем бы они ни были, завели детей в самую чащу, бросили там и, развернувшись, один за другим скрылись из вида. Дети пометались немного по поляне — бежать ли за ними, бежать от них, где дом, где мама? — потом взялись за руки, посмотрели на небо, на землю, вокруг себя, друг на друга, синхронно потерли глаза, закусили губы и дружно отогнули первую на их пути ветку. На этом камень, пробормотав: «Ну что, убедились?» — перестал показывать.
Лес был определенно не надорский, внешность — не талигойская, эпоха — не теперешняя, а ситуация — явно не в ведении полиции.
Нет, Ричарду и самому не чужды были видения о прошлом; мало того — он прекрасно представлял, каково это — жить словно одновременно тогда и сейчас, ощущать себя-нынешнего и себя-тогдашнего единым целым, накладывать историю на современность. Нет, Ричард не чурался чудес, свыкся сам с этими чудесами, считал их уже частью обыденного — но точно не был готов вдруг встретить гостей то ли из такой далекой эпохи, что от нее не осталось ни строчки в хрониках, то ли из соседней бусины, то ли вообще — из написанной много лет назад сказки. Но какая, в сущности, разница — чужое ли время, чужая ли бусина, — если прямо перед ним, прямо сейчас, прямо у него на руках оказались маленькие, потерянные, перепуганные, голодные, осиротевшие дети: беда, горе и утрата всюду одинаковы, как одинаковы и забота, помощь, спасение. Ричард теснее прижал к себе мальчика, поблагодарил камень: «Спасибо, ты мне очень помог: теперь понятно — не здесь, но сейчас», крепко зажмурился, моргнул и поднял глаза. Оба ребенка, кажется, спали; Марианна не мигая смотрела на него в упор.
— Ну что там? — спросила она. — Выяснил? Звоним в полицию?
Ричард мотнул головой, поморщился:
— Похоже, полиция здесь уже не поможет… Сложная история — не знаю, как объяснить. Нет, мы сообщим, конечно, и кое-кто там даже поймет, но…
— Хорошо, — она нахмурилась. — Давай потом.
— А? — сонно спросил Рэддо, завозившись у Ричарда на руке. — Берилл тебе спел?
— Да, малыш: обо всем спел. Только, боюсь… боюсь, ваши родные уже не найдутся. Вы слишком далеко, и…
— М-мама и папа точно нет, — пробормотал, не открывая глаз, Ринно. — Потому что они… потому что их… потому что эти ведь их… они…
— Ч-ш-ш, мой хороший, — Марианна наклонилась к нему. — Обещаю, что вас никто не бросит. Вас посмотрит доктор, потом придется, наверное, немного побыть в больнице, потом… потом, знаешь, если никто так и не найдется, то есть ведь много семей, у которых нет своих детей, или уже есть, но они готовы взять и других. Все наладится, мой маленький; все еще впереди.
Они немного посидели в тишине, и Ричард сам уже начал задремывать, как вдруг Рэддо, вывернувшись из его объятий, вцепился ему в рукав и, указывая куда-то наверх, в небо, спросил:
— Это же орел, да? Там ваш орел? За нами? Орел, правда?
Слышался уже шум вертолета, стрекотание лопастей; их знакомо обдало порывом воздуха, на землю легла тень.
— Все правильно, — подтвердил Ричард. — Это вертолет за нами, но считай, все равно что большой железный орел.
— Я знал! — глаза у мальчика загорелись, он вскочил на ноги. — Я же говорил! Говорил, Ринно, что они прилетят! Никак нельзя без них! И мама, и папа говорили, всегда надо надеяться, помнишь, и вот, смотри, все правда!
Ричард потрепал его по макушке, завернул поплотнее в одеяло и, поднявшись сам, взял его на руки.
***
Бонус, прямая отсылка к фику «Служба спасения девять-одиннадцать» 11-летней давности
— Вот видишь, — спокойно сказал Манвэ. — А ты говорил: незачем, вот еще нарушать сюжеты, да никому не нужно, да только вредит. Смотри — я знал: обязательно окупится, всегда окупается.
— О да, — Намо поджал губы. — Сколько ты посылал орлов к чужим? Раз пятнадцать, не меньше! А сколько раз чужие спасли наших? Один! КПД можешь подсчитать сам! Если не получится, ты же у нас поэт, натура творческая, — то спроси Аулэ! Хорошенькое же «окупается».
— Это неважно, — сказал Манвэ. — Такие вещи не измеряются в цифрах, тебе ли не знать.
______________________________
Примечание:
Автор канона где-то говорила, что в образе «книги, в которой все идут и идут», упомянутой в ОВДВ, иронизировала именно над «Властелином колец». Если так, представляется, что читатели через 400 лет будут воспринимать ее, примерно как мы — «Гулливера»: все знают сюжет, но полностью на самом деле читали далеко не все, и язык сложный, и занудно местами.