Пожиратель младенцев
(1) кроссовер с ГП, в котором все опять прыгают над Окделлами.
читать дальшеУгли в камине хозяйского кабинета едва тлели, и Альбусу пришлось долго дуть на них, прежде чем пламя разгорелось настолько, чтобы удалось хотя бы высунуть голову: раздувать самому, без палочки — потому что использовать магию на полпути, при полуоткрытом переходе, было рискованно. В кабинете, очевидно, давно уже никто не бывал подолгу, и это значило, что хозяин в отъезде, и придется говорить с хозяйкой. Будь Альбус моложе, он бы поморщился: мать семейства при первом знакомстве понравилась ему гораздо меньше, чем отец, — но прожитые годы научили его относиться к подобным вещам философски, поэтому он лишь улыбнулся и приготовился к долгой и утомительной беседе.
Постепенно комната начала обретать четкость: проступили очертания тяжелого стола и шкафов, украшенных, как Альбус запомнил по первому визиту, вычурной резьбой, комода и сундука с поднятой крышкой, который зачем-то был сегодня отодвинут от стены. В тот первый раз, летом, они были здесь вместе с директором: того заинтересовало, что фамилия нового ученика — незнакомая, а значит, маггловская — оказалась вписана в реестр в последний момент, втиснута между чужими именами и выведена другим, непривычным, чуть угловатым почерком, как будто магия Хогвартса долго не решалась разглядеть юного волшебника. Он оказался прав: ситуация была откровенно странной. За окнами замка, где, вполне в колдовском духе, жила эта маггловская семья, была, несомненно, Шотландия, но люди здесь не знали ни что это значит, ни что такое Англия, ни что такое Британия, и не представляли, где находится Лондон — не верили, что такой город вообще есть; сам же замок, и окрестные деревни, и ближайшие городки, и графство — провинция, как здесь говорили, но о Франции тоже не было и речи, — как будто не существовали: всего этого Альбус никогда не видел ни на одной из известных ему карт. Люди, однако, были все те же: отец хмурил брови, размышляя, отпускать ли ребенка учиться магии; мать, не желая мириться с новостями (приличная, добропорядочная семья — какие еще колдуны?), поджимала губы, бросала на мужа гневные взгляды, стискивала плечо сына, и в ее глазах отражалась борьба страстей. Армандо (директор не возражал, чтобы к нему обращались по имени, сам называл так всех профессоров, и Альбус быстро подцепил его манеру: «Гораций, вы…») был совершенно очарован мальчиком и его семьей: их одежда, прически, походка, осанка, манеры, речь, мебель, посуда, убранство комнат — все живо напоминало ему счастливые дни ранней юности, как будто замок со всеми обитателями ровно триста лет назад погрузился в волшебный сон и только сейчас проснулся. Использовав весь свой дар убеждения, употребив самые изысканные выражения, забытые еще в далекой молодости, директор уговорил родителей отпустить-таки ребенка в школу, и те в конце концов согласились. Альбус только начал размышлять, что такое новшество, как поезд, наверняка отпугнет старомодное семейство, но тут выяснилось, что до Лондона отсюда невозможно добраться даже при помощи аппарации, и попасть в Хогвартс получится только через камин, и то не с первого раза. Они договорились, что рождественские и пасхальные каникулы (эти слова тоже не вызвали у магглов отклика) ребенок проведет в школе, чтобы лишний раз не испытывать судьбу и не тревожить зыбкий переход, а на летние вернется домой.
Зимние каникулы прошли спокойно, пасхальные еще не начались, но воля случая уже снова привела Альбуса в зачарованный — хотя и насквозь маггловский — замок. Директор же на этот раз все утро был занят переговорами с Мунго, поэтому беседовать с родителями магглорожденного первокурсника — пусть такими эксцентричными и консервативными — был отправлен, как обычно, декан факультета.
Сегодня в кабинете было подозрительно тихо и пусто, а вот за окнами и в коридоре шумели, и Альбус решил пока не торопиться и немного понаблюдать, не привлекая к себе внимания. Приглядевшись, он заметил, что перемены не ограничились сдвинутым с места сундуком: шкафы были раскрыты, ящики стола выдвинуты, на ковре валялась кипа разворошенных бумаг и несколько книг, словно сброшенных вниз в спешке, а кое-где со стен даже были оторваны деревянные панели — на всем кабинете как будто лежала печать разорения. Альбус начал прикидывать, как именно это может быть связано с тем, что случилось с мальчиком, но не успел обдумать гипотезу как следует: дверь распахнулась, и он поспешил, наложив на камин отводящие глаза чары, отодвинуться чуть назад. По полу перед самым носом Альбуса промаршировали, закрывая ему обзор, две пары заляпанных грязью сапог, а следом проплыл подол простой серой юбки без рюшей, кружев или тесьмы. Сапоги сделали круг по комнате, задержались у стола и стремительно вышли прочь, а служанка — это была, конечно, обыкновенная служанка, — отчетливо вздохнув и пробормотав что-то себе под нос, принялась оттирать пол и, похоже, не собиралась уходить.
За окном — то есть на улице: наверное, во внутреннем дворе, — тем временем нарастала суматоха. Там раздавались крики, возбужденные возгласы, суровые оклики, что-то трещало и лязгало, и наконец кто-то резко скомандовал: «Расстрелять!». Тут же один за другим прогрохотало два ружейных залпа, и все ненадолго стихло.
— Эй, а куда эти книги? — донеслось из коридора.
— Да неси во двор! — ответил второй голос. — Капитан велел их там…
«...сжигать», — закончило за незнакомого солдата воображение Альбуса: в нем всколыхнулись еще не забытые ощущения десятилетней давности (подумать только, прошло уже десять лет) — нет, более ранние, еще из тех времен, когда Геллерт только набирал силу, пятнадцать или даже двадцать лет назад, — и он живо представил себе, что сейчас творится в замке и в каком положении оказались теперь его обитатели. Альбус решительно выбрался из камина, отряхнул мантию, приглушил ее ярко-алый — факультетский — цвет, превратив его в благородный чуть припыленный багровый, снял дезиллюминационные чары, прокашлялся и позвал:
— Моя милая… — кажется, Армандо в тот раз обращался к местным слугам именно так. — Гм, дитя мое!
Служанка вздрогнула и, чуть не подпрыгнув, обернулась и уставилась на него.
— Дитя мое, — повторил Альбус. — Вы не проводите меня к миссис Окделл?
— А… Да… Извините, святой отец, я… не заметила, как вы вошли! — пролепетала служанка и, кинув быстрый тоскливый взгляд за окно, шмыгнула носом. — Герцогиня в часовне, пойдемте.
Хозяйка дома с детьми — тремя дочерями, старшая из которых выглядела так, как будто и ей со дня на день должно было прийти приглашение в школу, — действительно отыскалась в часовне и то ли скрывалась там от военных, наводнивших замок, то ли и правда молилась, как и положено даме консервативных взглядов. При виде Альбуса (служанка, проводив его, сделала быстрый реверанс и тихо исчезла за дверью) она едва заметно поморщилась, но тут же взяла себя в руки и нацепила маску холодного безразличия — сдержанного достоинства, как понимали это в ее кругу. Поднявшись со скамеечки для коленопреклонений перед алтарем, она сделала дочерям знак оставаться на месте и жестом пригласила Альбуса пройти к дальней стене, где в небольшой нише, в тени свода, были поставлены два деревянных кресла и небольшой столик с письменным прибором: очевидно, она устроила здесь себе миниатюрный полусекретный кабинет.
— Прошу, — сказала она. — Как вы понимаете, мэтр, я не могу вас сегодня принять ни в гостиной, ни в кабинете герцога.
Альбус достаточно успел узнать людей, чтобы понять, что сейчас не понадобятся ни слова утешения или сочувствия, ни расспросы, ни расшаркивания, ни пространные объяснения, и стоит перейти сразу к делу, поэтому без долгих предисловий начал:
— Мадам, я здесь потому, что в Хогвартсе есть правило: принято сообщать родителям, если ученика собираются отправить или уже отправляют из школьного лазарета в больницу — гм, думаю, ее название вам ничего не скажет, — в главную больницу столицы. Дело в том, что несколько дней назад у Ричарда случился приступ…
— Вот как, — сказала миссис Окделл ровным тоном и стиснула четки так, что деревянные бусины, прижатые друг к другу, заскрипели. — У него грудная болезнь.
— О, нет: магический приступ — не то выброс магии, не то действие какого-то проклятия. Это случилось вечером, после занятий, никто не видел точно, что там произошло: Ричард обрушил часть стены в башне, впал в беспамятство и с тех пор не приходит в себя. Наш школьный врач не сумел разобраться, что с ним, поэтому директор решил обратиться в больницу. Больше всего это похоже на пробуждение какой-то наследственной силы — наверное, неудачную попытку пробуждения. Мадам, скажите, — я понимаю, что у вас в роду много веков не было волшебников, — но, может быть, в древности все-таки были?
Миссис Окделл наградила Альбуса взглядом, в котором смешивались неприязнь (к магии?), тревога (за сына?) и, глубже всего, искусно скрытая обреченность. Краем глаза Альбус заметил, что девочки тем временем, пока мать отвлеклась, встали с колен и перебрались на лавку у стены, а старшая с любопытством прислушивается к беседе.
— Когда, вы говорите, это случилось? — спросила миссис Окделл. — Три дня назад? Действительно, герцог Окделл погиб девятнадцать дней назад…
Она хотела добавить что-то еще, но замолчала; задумчиво глядя перед собой, она начала перебирать четки, и они защелкали под ее пальцами.
— Все-таки наследие? И цифра шестнадцать имеет магическое значение? Что же, будет лучше, если вы сами обсудите это с лекарями в Мунго, — заметил Альбус и без всякой паузы продолжил: — Мадам… вы в оккупации? Замок захвачен врагами? Вам нужна помощь? Мы готовы дать вам убежище: Хогвартс — самое безопасное место в магической Британии.
— Что? — миссис Окделл резко подняла голову; бесстрастное выражение слетело, сменившись неподдельным удивлением.
— Я приглашаю вас с дочерями погостить в Хогвартсе, пока у вас не закончится война, — повторил Альбус. — Все равно ваша старшая дочь, скорее всего, осенью отправится в школу. Или мы подыщем вам жилье в Хогсмиде или в Лондоне: вариантов много.
Миссис Окделл моргнула и хотела еще что-то спросить, но тут старшая девочка и одна из младших одновременно воскликнули:
— Ура!
— Мама, а что, Дик заболел, и теперь умрет, как папа?
— Никто не умрет! — отрезала миссис Окделл и строго добавила: — Айрис, Дейдри, кто вам разрешил подниматься? Возвращайтесь на место.
— Но мама…
— Ладно, позже, — она снова развернулась к Альбусу. — Война, как вы говорите, не закончится, пока Ричард не повзрослеет: это по меньшей мере еще пять-семь лет. Но на первое время, пока в замке не станет спокойнее… Знаете, мэтр, я, пожалуй, благодарна за ваше предложение и согласна на ваш план: невозможно же безвылазно сидеть, запершись в часовне. Все, что могла, я сделала, а этим, — она кивнула на дверь, презрительно скривив губы, — женщины и дети совершенно не интересны; они даже не задались вопросом, где новоиспеченный герцог Окделл — прячется, не выходит из комнаты, уехал к друзьям, или его вообще нет на свете. Дела с ними ведет кузен мужа — граф Ларак. Формально мне даже не запрещено покидать замок, но они намекнули, что мою карету остановят у ворот.
Она усмехнулась и, придвинув к себе листок бумаги, обмакнула перо в чернильницу.
— Вам не нужно будет выезжать, — сказал Альбус. — Мы пройдем через камин.
— Да-да, и я об этом, — миссис Окделл кивнула, не переставая писать. — Я оставлю указания графу Лараку: для всех — когда завтра нас не найдут в замке — мы отправились в гости к моим родственникам в Карлион, переждать неприятности.
Позже, познакомившись с характером миссис Окделл ближе (она с младшими детьми три года прожила в магической части Лондона, в особнячке, подобранном лично директором, где им прислуживали два собственных директорских домовых эльфа — не будь Армандо в десять раз старше своей гостьи, Альбус начал бы что-то подозревать), Альбус удивлялся, почему в тот раз она так легко поверила ему и так быстро согласилась; должно быть, его дар убеждения и умение разбираться в людях помогли ему тогда подобрать самые подходящие слова.
(2) кроссовер с Толкином, в котором герцог Алва опускается значительно ниже плинтуса
читать дальшеПальцы у герцога Алвы унизаны кольцами, как цепочки с дарами при алтарях, а наряд усыпан драгоценностями, как самоцветные горные копи. Герцог Алва носит серебро и сапфиры и не любит золота, но среди черного, синего и серебряного иногда проглядывает и золотой отблеск — то тонкий ободок перстня, то язычок пряжки, то кончик шнурка. Герцог Алва умеет ходить неслышно, словно не касаясь пола; может не спать по четыре ночи кряду, не теряя бодрости; почти не ест и пьет только вино. Герцог Алва, упражняясь в фехтовании, сражаясь с друзьями в тренировочных поединках, движется так быстро и так внезапно меняет место, что чужой клинок, кажется, проходит сквозь него, не задевая.
Судачат, что герцог Алва заговорен: непобедим, неуязвим, бессмертен; что его не возьмет ни пуля, ни яд, ни кинжал. Говорят, что герцогу Алве благоволит Леворукий; что в молодости Алва продал ему душу и с тех пор ему служит. Говорят, что ночами, запершись в кабинете, за надежными воротами особняка, герцог Алва предается ворожбе.
***
— Будете носить мое кольцо, пока не вернете свое, — говорит Алва.
Ричард молчит. Алва смотрит на свои руки, на Ричарда и снова на руки, коротко вздыхает и задумчиво берется за одно из колец — серебряное, тонкой работы, все в вычурных завитках, с россыпью мелких сапфировых звездочек.
— Вот это, пожалуй, подойдет, — продолжает Алва и тянет с пальца кольцо; за ним оказывается скрыто еще одно — так носят, чтобы прижать более свободное более тесным.
Ричард молчит. Алва кладет кольцо на стол чуть более резким жестом, чем обычно — обычно его движения плавны, текучи, как река или воздух, — и плечи его на мгновение застывают.
— Вот это, — заминка; Алва как будто размышляет, колеблется, сомневается. — Возьмете вот это: мне оно… — еще одна заминка, — …не по руке, а вам должно быть в самый раз.
Второе кольцо поддается, и Алва протягивает его Ричарду на открытой ладони. Оно и правда немного похоже на утраченный перстень: золотое, с камнем, глубоко-черным, как зимняя ночь; темнее, чем карас, — правда, не квадратным, а круглым, искусно отшлифованным, гладким.
— Это приказ, — говорит Алва.
— Слушаю монсеньора.
Когда Ричард надевает кольцо, во взгляде Алвы проскальзывает и тут же гаснет едва заметное облегчение.
***
Ночью, во сне, Ричарду является незнакомец. Он красив, как только может быть красив мужчина, и одет по старинной — должно быть, древнегальтарской — моде: в богато расшитую тунику до колен и длинный плащ; только вместо открытых сандалий — сапоги. В нем чудится что-то неуловимо родное, знакомое — словно дальнее, давно утраченное родство; в голову отчего-то приходит притча о блудном сыне: Ричард не может поймать мысль и решает ее отпустить — все-таки он спит.
— Мальчик, — вкрадчиво говорит незнакомец, — нехорошо носить чужое. Отдай кольцо королю.
— Королю? — удивляется Ричард; ему представляется, как он отправляется в Арагис, чтобы вручить перстень Альдо Ракану — Ричард никогда его не видел, но может вообразить внешность по старинным портретам древних правителей — не будет же во сне идти речь о ложном короле, потомке узурпатора.
— Твоему королю, — кивает незнакомец. — Оно принадлежит ему; отдай завтра же.
Перед глазами у Ричарда встает образ Алвы, и ему вдруг становится стыдно.
— Но я не могу! — протестует он. — Я ведь не имею права нарушить приказ: я должен носить этот перстень, пока не верну свой фамильный! А свой я пока не вернул… но как только я его отыграю или выкуплю…
— Ах, — незнакомец склоняет голову набок и, прищурившись, рассматривает Ричарда. — Мальчик любит поспорить? Ну что же… Что тут у нас? Три младшие сестры, мать, старинный замок. С этим можно сделать много чего интересного. Хочешь увидеть?
— Не смейте мне угрожать!
Незнакомец смеется:
— Никто не угрожает — так, рассуждаю вслух. Подумай до утра, а пока посмотри, как мы познакомились с вашим королем. Между прочим, и твой отец приложил к этому руку.
Его фигура размывается, и сон меняется: теперь Ричард не ощущает себя, а наблюдает словно со стороны. Незнакомец — потерянный блудный кузен — возвышается посреди комнаты, больше похожей на поле боя: мебель перевернута и разбита, пол залит кровью, повсюду мертвые тела. Он в доспехе, в шлеме с открытым лицом; на поясе, вместо меча — тяжелая палица. У его ног, привалившись к стене, сидит, свесив голову, Алва — лет на десять моложе себя теперешнего; его одежда разодрана, шпага валяется чуть поодаль; он явно ранен; быть может, умирает.
— Ты… — произносит Алва, чуть приподнимая голову, и тут же снова замолкает.
Незнакомец склоняется к нему и берет за руку.
— Возьми, — мягко, почти ласково говорит он, надевая ему на палец кольцо, — это твое. Это поможет тебе продержаться. Не благодари: найдешь меня, когда придет время. Мы сочтемся.
Алва, шатаясь, поднимается, цепляясь за стену; комната начинает выцветать, но до Ричарда еще долетают не то слова, не то мысли:
— …удача… подходит… сердце мира — в моих руках…
Ричард просыпается. Кольцо, не снятое на ночь, стискивает ему палец.
Зачарованный замок
читать дальшеУгли в камине хозяйского кабинета едва тлели, и Альбусу пришлось долго дуть на них, прежде чем пламя разгорелось настолько, чтобы удалось хотя бы высунуть голову: раздувать самому, без палочки — потому что использовать магию на полпути, при полуоткрытом переходе, было рискованно. В кабинете, очевидно, давно уже никто не бывал подолгу, и это значило, что хозяин в отъезде, и придется говорить с хозяйкой. Будь Альбус моложе, он бы поморщился: мать семейства при первом знакомстве понравилась ему гораздо меньше, чем отец, — но прожитые годы научили его относиться к подобным вещам философски, поэтому он лишь улыбнулся и приготовился к долгой и утомительной беседе.
Постепенно комната начала обретать четкость: проступили очертания тяжелого стола и шкафов, украшенных, как Альбус запомнил по первому визиту, вычурной резьбой, комода и сундука с поднятой крышкой, который зачем-то был сегодня отодвинут от стены. В тот первый раз, летом, они были здесь вместе с директором: того заинтересовало, что фамилия нового ученика — незнакомая, а значит, маггловская — оказалась вписана в реестр в последний момент, втиснута между чужими именами и выведена другим, непривычным, чуть угловатым почерком, как будто магия Хогвартса долго не решалась разглядеть юного волшебника. Он оказался прав: ситуация была откровенно странной. За окнами замка, где, вполне в колдовском духе, жила эта маггловская семья, была, несомненно, Шотландия, но люди здесь не знали ни что это значит, ни что такое Англия, ни что такое Британия, и не представляли, где находится Лондон — не верили, что такой город вообще есть; сам же замок, и окрестные деревни, и ближайшие городки, и графство — провинция, как здесь говорили, но о Франции тоже не было и речи, — как будто не существовали: всего этого Альбус никогда не видел ни на одной из известных ему карт. Люди, однако, были все те же: отец хмурил брови, размышляя, отпускать ли ребенка учиться магии; мать, не желая мириться с новостями (приличная, добропорядочная семья — какие еще колдуны?), поджимала губы, бросала на мужа гневные взгляды, стискивала плечо сына, и в ее глазах отражалась борьба страстей. Армандо (директор не возражал, чтобы к нему обращались по имени, сам называл так всех профессоров, и Альбус быстро подцепил его манеру: «Гораций, вы…») был совершенно очарован мальчиком и его семьей: их одежда, прически, походка, осанка, манеры, речь, мебель, посуда, убранство комнат — все живо напоминало ему счастливые дни ранней юности, как будто замок со всеми обитателями ровно триста лет назад погрузился в волшебный сон и только сейчас проснулся. Использовав весь свой дар убеждения, употребив самые изысканные выражения, забытые еще в далекой молодости, директор уговорил родителей отпустить-таки ребенка в школу, и те в конце концов согласились. Альбус только начал размышлять, что такое новшество, как поезд, наверняка отпугнет старомодное семейство, но тут выяснилось, что до Лондона отсюда невозможно добраться даже при помощи аппарации, и попасть в Хогвартс получится только через камин, и то не с первого раза. Они договорились, что рождественские и пасхальные каникулы (эти слова тоже не вызвали у магглов отклика) ребенок проведет в школе, чтобы лишний раз не испытывать судьбу и не тревожить зыбкий переход, а на летние вернется домой.
Зимние каникулы прошли спокойно, пасхальные еще не начались, но воля случая уже снова привела Альбуса в зачарованный — хотя и насквозь маггловский — замок. Директор же на этот раз все утро был занят переговорами с Мунго, поэтому беседовать с родителями магглорожденного первокурсника — пусть такими эксцентричными и консервативными — был отправлен, как обычно, декан факультета.
Сегодня в кабинете было подозрительно тихо и пусто, а вот за окнами и в коридоре шумели, и Альбус решил пока не торопиться и немного понаблюдать, не привлекая к себе внимания. Приглядевшись, он заметил, что перемены не ограничились сдвинутым с места сундуком: шкафы были раскрыты, ящики стола выдвинуты, на ковре валялась кипа разворошенных бумаг и несколько книг, словно сброшенных вниз в спешке, а кое-где со стен даже были оторваны деревянные панели — на всем кабинете как будто лежала печать разорения. Альбус начал прикидывать, как именно это может быть связано с тем, что случилось с мальчиком, но не успел обдумать гипотезу как следует: дверь распахнулась, и он поспешил, наложив на камин отводящие глаза чары, отодвинуться чуть назад. По полу перед самым носом Альбуса промаршировали, закрывая ему обзор, две пары заляпанных грязью сапог, а следом проплыл подол простой серой юбки без рюшей, кружев или тесьмы. Сапоги сделали круг по комнате, задержались у стола и стремительно вышли прочь, а служанка — это была, конечно, обыкновенная служанка, — отчетливо вздохнув и пробормотав что-то себе под нос, принялась оттирать пол и, похоже, не собиралась уходить.
За окном — то есть на улице: наверное, во внутреннем дворе, — тем временем нарастала суматоха. Там раздавались крики, возбужденные возгласы, суровые оклики, что-то трещало и лязгало, и наконец кто-то резко скомандовал: «Расстрелять!». Тут же один за другим прогрохотало два ружейных залпа, и все ненадолго стихло.
— Эй, а куда эти книги? — донеслось из коридора.
— Да неси во двор! — ответил второй голос. — Капитан велел их там…
«...сжигать», — закончило за незнакомого солдата воображение Альбуса: в нем всколыхнулись еще не забытые ощущения десятилетней давности (подумать только, прошло уже десять лет) — нет, более ранние, еще из тех времен, когда Геллерт только набирал силу, пятнадцать или даже двадцать лет назад, — и он живо представил себе, что сейчас творится в замке и в каком положении оказались теперь его обитатели. Альбус решительно выбрался из камина, отряхнул мантию, приглушил ее ярко-алый — факультетский — цвет, превратив его в благородный чуть припыленный багровый, снял дезиллюминационные чары, прокашлялся и позвал:
— Моя милая… — кажется, Армандо в тот раз обращался к местным слугам именно так. — Гм, дитя мое!
Служанка вздрогнула и, чуть не подпрыгнув, обернулась и уставилась на него.
— Дитя мое, — повторил Альбус. — Вы не проводите меня к миссис Окделл?
— А… Да… Извините, святой отец, я… не заметила, как вы вошли! — пролепетала служанка и, кинув быстрый тоскливый взгляд за окно, шмыгнула носом. — Герцогиня в часовне, пойдемте.
Хозяйка дома с детьми — тремя дочерями, старшая из которых выглядела так, как будто и ей со дня на день должно было прийти приглашение в школу, — действительно отыскалась в часовне и то ли скрывалась там от военных, наводнивших замок, то ли и правда молилась, как и положено даме консервативных взглядов. При виде Альбуса (служанка, проводив его, сделала быстрый реверанс и тихо исчезла за дверью) она едва заметно поморщилась, но тут же взяла себя в руки и нацепила маску холодного безразличия — сдержанного достоинства, как понимали это в ее кругу. Поднявшись со скамеечки для коленопреклонений перед алтарем, она сделала дочерям знак оставаться на месте и жестом пригласила Альбуса пройти к дальней стене, где в небольшой нише, в тени свода, были поставлены два деревянных кресла и небольшой столик с письменным прибором: очевидно, она устроила здесь себе миниатюрный полусекретный кабинет.
— Прошу, — сказала она. — Как вы понимаете, мэтр, я не могу вас сегодня принять ни в гостиной, ни в кабинете герцога.
Альбус достаточно успел узнать людей, чтобы понять, что сейчас не понадобятся ни слова утешения или сочувствия, ни расспросы, ни расшаркивания, ни пространные объяснения, и стоит перейти сразу к делу, поэтому без долгих предисловий начал:
— Мадам, я здесь потому, что в Хогвартсе есть правило: принято сообщать родителям, если ученика собираются отправить или уже отправляют из школьного лазарета в больницу — гм, думаю, ее название вам ничего не скажет, — в главную больницу столицы. Дело в том, что несколько дней назад у Ричарда случился приступ…
— Вот как, — сказала миссис Окделл ровным тоном и стиснула четки так, что деревянные бусины, прижатые друг к другу, заскрипели. — У него грудная болезнь.
— О, нет: магический приступ — не то выброс магии, не то действие какого-то проклятия. Это случилось вечером, после занятий, никто не видел точно, что там произошло: Ричард обрушил часть стены в башне, впал в беспамятство и с тех пор не приходит в себя. Наш школьный врач не сумел разобраться, что с ним, поэтому директор решил обратиться в больницу. Больше всего это похоже на пробуждение какой-то наследственной силы — наверное, неудачную попытку пробуждения. Мадам, скажите, — я понимаю, что у вас в роду много веков не было волшебников, — но, может быть, в древности все-таки были?
Миссис Окделл наградила Альбуса взглядом, в котором смешивались неприязнь (к магии?), тревога (за сына?) и, глубже всего, искусно скрытая обреченность. Краем глаза Альбус заметил, что девочки тем временем, пока мать отвлеклась, встали с колен и перебрались на лавку у стены, а старшая с любопытством прислушивается к беседе.
— Когда, вы говорите, это случилось? — спросила миссис Окделл. — Три дня назад? Действительно, герцог Окделл погиб девятнадцать дней назад…
Она хотела добавить что-то еще, но замолчала; задумчиво глядя перед собой, она начала перебирать четки, и они защелкали под ее пальцами.
— Все-таки наследие? И цифра шестнадцать имеет магическое значение? Что же, будет лучше, если вы сами обсудите это с лекарями в Мунго, — заметил Альбус и без всякой паузы продолжил: — Мадам… вы в оккупации? Замок захвачен врагами? Вам нужна помощь? Мы готовы дать вам убежище: Хогвартс — самое безопасное место в магической Британии.
— Что? — миссис Окделл резко подняла голову; бесстрастное выражение слетело, сменившись неподдельным удивлением.
— Я приглашаю вас с дочерями погостить в Хогвартсе, пока у вас не закончится война, — повторил Альбус. — Все равно ваша старшая дочь, скорее всего, осенью отправится в школу. Или мы подыщем вам жилье в Хогсмиде или в Лондоне: вариантов много.
Миссис Окделл моргнула и хотела еще что-то спросить, но тут старшая девочка и одна из младших одновременно воскликнули:
— Ура!
— Мама, а что, Дик заболел, и теперь умрет, как папа?
— Никто не умрет! — отрезала миссис Окделл и строго добавила: — Айрис, Дейдри, кто вам разрешил подниматься? Возвращайтесь на место.
— Но мама…
— Ладно, позже, — она снова развернулась к Альбусу. — Война, как вы говорите, не закончится, пока Ричард не повзрослеет: это по меньшей мере еще пять-семь лет. Но на первое время, пока в замке не станет спокойнее… Знаете, мэтр, я, пожалуй, благодарна за ваше предложение и согласна на ваш план: невозможно же безвылазно сидеть, запершись в часовне. Все, что могла, я сделала, а этим, — она кивнула на дверь, презрительно скривив губы, — женщины и дети совершенно не интересны; они даже не задались вопросом, где новоиспеченный герцог Окделл — прячется, не выходит из комнаты, уехал к друзьям, или его вообще нет на свете. Дела с ними ведет кузен мужа — граф Ларак. Формально мне даже не запрещено покидать замок, но они намекнули, что мою карету остановят у ворот.
Она усмехнулась и, придвинув к себе листок бумаги, обмакнула перо в чернильницу.
— Вам не нужно будет выезжать, — сказал Альбус. — Мы пройдем через камин.
— Да-да, и я об этом, — миссис Окделл кивнула, не переставая писать. — Я оставлю указания графу Лараку: для всех — когда завтра нас не найдут в замке — мы отправились в гости к моим родственникам в Карлион, переждать неприятности.
Позже, познакомившись с характером миссис Окделл ближе (она с младшими детьми три года прожила в магической части Лондона, в особнячке, подобранном лично директором, где им прислуживали два собственных директорских домовых эльфа — не будь Армандо в десять раз старше своей гостьи, Альбус начал бы что-то подозревать), Альбус удивлялся, почему в тот раз она так легко поверила ему и так быстро согласилась; должно быть, его дар убеждения и умение разбираться в людях помогли ему тогда подобрать самые подходящие слова.
(2) кроссовер с Толкином, в котором герцог Алва опускается значительно ниже плинтуса
Даритель колец
…Уже не стало
на земле величья: ушли всевластные;
кесари ныне, кольцедарители,
не те державцы, что жили допрежде…
«Морестранник»
на земле величья: ушли всевластные;
кесари ныне, кольцедарители,
не те державцы, что жили допрежде…
«Морестранник»
читать дальшеПальцы у герцога Алвы унизаны кольцами, как цепочки с дарами при алтарях, а наряд усыпан драгоценностями, как самоцветные горные копи. Герцог Алва носит серебро и сапфиры и не любит золота, но среди черного, синего и серебряного иногда проглядывает и золотой отблеск — то тонкий ободок перстня, то язычок пряжки, то кончик шнурка. Герцог Алва умеет ходить неслышно, словно не касаясь пола; может не спать по четыре ночи кряду, не теряя бодрости; почти не ест и пьет только вино. Герцог Алва, упражняясь в фехтовании, сражаясь с друзьями в тренировочных поединках, движется так быстро и так внезапно меняет место, что чужой клинок, кажется, проходит сквозь него, не задевая.
Судачат, что герцог Алва заговорен: непобедим, неуязвим, бессмертен; что его не возьмет ни пуля, ни яд, ни кинжал. Говорят, что герцогу Алве благоволит Леворукий; что в молодости Алва продал ему душу и с тех пор ему служит. Говорят, что ночами, запершись в кабинете, за надежными воротами особняка, герцог Алва предается ворожбе.
***
— Будете носить мое кольцо, пока не вернете свое, — говорит Алва.
Ричард молчит. Алва смотрит на свои руки, на Ричарда и снова на руки, коротко вздыхает и задумчиво берется за одно из колец — серебряное, тонкой работы, все в вычурных завитках, с россыпью мелких сапфировых звездочек.
— Вот это, пожалуй, подойдет, — продолжает Алва и тянет с пальца кольцо; за ним оказывается скрыто еще одно — так носят, чтобы прижать более свободное более тесным.
Ричард молчит. Алва кладет кольцо на стол чуть более резким жестом, чем обычно — обычно его движения плавны, текучи, как река или воздух, — и плечи его на мгновение застывают.
— Вот это, — заминка; Алва как будто размышляет, колеблется, сомневается. — Возьмете вот это: мне оно… — еще одна заминка, — …не по руке, а вам должно быть в самый раз.
Второе кольцо поддается, и Алва протягивает его Ричарду на открытой ладони. Оно и правда немного похоже на утраченный перстень: золотое, с камнем, глубоко-черным, как зимняя ночь; темнее, чем карас, — правда, не квадратным, а круглым, искусно отшлифованным, гладким.
— Это приказ, — говорит Алва.
— Слушаю монсеньора.
Когда Ричард надевает кольцо, во взгляде Алвы проскальзывает и тут же гаснет едва заметное облегчение.
***
Ночью, во сне, Ричарду является незнакомец. Он красив, как только может быть красив мужчина, и одет по старинной — должно быть, древнегальтарской — моде: в богато расшитую тунику до колен и длинный плащ; только вместо открытых сандалий — сапоги. В нем чудится что-то неуловимо родное, знакомое — словно дальнее, давно утраченное родство; в голову отчего-то приходит притча о блудном сыне: Ричард не может поймать мысль и решает ее отпустить — все-таки он спит.
— Мальчик, — вкрадчиво говорит незнакомец, — нехорошо носить чужое. Отдай кольцо королю.
— Королю? — удивляется Ричард; ему представляется, как он отправляется в Арагис, чтобы вручить перстень Альдо Ракану — Ричард никогда его не видел, но может вообразить внешность по старинным портретам древних правителей — не будет же во сне идти речь о ложном короле, потомке узурпатора.
— Твоему королю, — кивает незнакомец. — Оно принадлежит ему; отдай завтра же.
Перед глазами у Ричарда встает образ Алвы, и ему вдруг становится стыдно.
— Но я не могу! — протестует он. — Я ведь не имею права нарушить приказ: я должен носить этот перстень, пока не верну свой фамильный! А свой я пока не вернул… но как только я его отыграю или выкуплю…
— Ах, — незнакомец склоняет голову набок и, прищурившись, рассматривает Ричарда. — Мальчик любит поспорить? Ну что же… Что тут у нас? Три младшие сестры, мать, старинный замок. С этим можно сделать много чего интересного. Хочешь увидеть?
— Не смейте мне угрожать!
Незнакомец смеется:
— Никто не угрожает — так, рассуждаю вслух. Подумай до утра, а пока посмотри, как мы познакомились с вашим королем. Между прочим, и твой отец приложил к этому руку.
Его фигура размывается, и сон меняется: теперь Ричард не ощущает себя, а наблюдает словно со стороны. Незнакомец — потерянный блудный кузен — возвышается посреди комнаты, больше похожей на поле боя: мебель перевернута и разбита, пол залит кровью, повсюду мертвые тела. Он в доспехе, в шлеме с открытым лицом; на поясе, вместо меча — тяжелая палица. У его ног, привалившись к стене, сидит, свесив голову, Алва — лет на десять моложе себя теперешнего; его одежда разодрана, шпага валяется чуть поодаль; он явно ранен; быть может, умирает.
— Ты… — произносит Алва, чуть приподнимая голову, и тут же снова замолкает.
Незнакомец склоняется к нему и берет за руку.
— Возьми, — мягко, почти ласково говорит он, надевая ему на палец кольцо, — это твое. Это поможет тебе продержаться. Не благодари: найдешь меня, когда придет время. Мы сочтемся.
Алва, шатаясь, поднимается, цепляясь за стену; комната начинает выцветать, но до Ричарда еще долетают не то слова, не то мысли:
— …удача… подходит… сердце мира — в моих руках…
Ричард просыпается. Кольцо, не снятое на ночь, стискивает ему палец.
@темы: Воображаемый мир: Поттер, Сокраловские истории, Воображаемый мир: Арда, Воображаемый мир: ОЭ
-
-
09.10.2023 в 18:29-
-
09.10.2023 в 21:53Очень рада снова видеть ваши комментарии!
-
-
10.10.2023 в 01:12читать дальше
А само действие в какие годы будет происходить?) Я просто ГП очень поверхностно знаю. А ВК не знаю совсем, поэтому не совсем поняла, что там с этим кольцом во втором драббле
-
-
10.10.2023 в 19:50Минутка рекламы: буду очень рада, если доберетесь и до других фиков в этом дневнике!
...и еще хочу пригласить вас к себе в Телеграм, если захотите! У меня туда перешла вся болтовня из дайри. t.me/sokrova
читать дальше
А само действие в какие годы будет происходить?)
В кадре фика 1955 г., а Ричард поступил в школу, получается, в 1954! И об этом времени вроде как мало что известно в каноне, я специально изначально взяла такой год, чтобы не пересекать сюжет ни с какими особо каноничными героями. А теперь думаю, не хочу ли продолжения, и вот, на свет явились издержки такого решения!
А ВК не знаю совсем, поэтому не совсем поняла, что там с этим кольцом во втором драббле
Нет, наоборот, сейчас, если он сумеет сбросить кольцо, избавиться от него навсегда, с ним все будет хорошо. В каноне главный злодей выдавал эти кольца своим сподвижникам, чтобы привязать их к себе, подчинить своей воле, поработить. (Ну, фактически он сначала увлекал, привлекал к себе, а потом уже таким верным людям давал кольца... но с Рокэ получилось не очень добровольно). Кольца давали силу, магическую и обычную, власть и бессмертие - после смерти носитель становился призраком и вполне нормально функционировал (один даже сумел в виде призрака завоевать территории и прекрасно там правил много лет). Но забирали, по сути свободу воли, подчиняли воле того главного злодея.
Если Рокэ избавится от власти кольца, скинет поводок, все будет хорошо.
Но, возможно, когда он воскресает в каноне, то из картины выходит уже не он-живой, и призрак-кольценосец.
-
-
10.10.2023 в 20:28...и еще хочу пригласить вас к себе в Телеграм, если захотите!
Обязательно постараюсь добраться и до них))) Насчёт телеграма ничего не обещаю, я там редко бываю
он меня бесит
Большое спасибо за пояснение!
А теперь думаю, не хочу ли продолжения, и вот, на свет явились издержки такого решения!
Очень интересно))
Если Рокэ избавится от власти кольца, скинет поводок, все будет хорошо.
Это прекрасно, но с Диком он нехорошо поступил, не сказав ему про кольцо
-
-
10.10.2023 в 21:41Да, нехорошо! Но он уже немного не в себе, кольцо, наверное, его давит, воздействует на сознание. А тут хотя бы ненадолго избавился. Да и кольценосцев злодей выбирал по подходящим моральным качествам...
Но я думаю, теперь, когда о проблеме знают двое, Рокэ не наедине с собой, ее будет проще решить!
-
-
10.10.2023 в 22:43Но я думаю, теперь, когда о проблеме знают двое, Рокэ не наедине с собой, ее будет проще решить!
Я тоже так думаю! Теперь они обязательно найдут решение